КРАСОВСКИЙ ПЕРЕУЛОК
Привет, дядя Берка. Не надо сюда возвращаться. Оставьте свою селедку, починку часов. Амбары. Крупные звезды в глазу коровы. Город влюбленных, исчезнувших навсегда.
В луже отражается луна, она, дом старинной постройки, лопухи, заборы, стоптанные мысли, и разная чепуха.
Я прибыл на поезде в два часа ночи. Земля была влажная, изумрудно-черная, после дождя. 80 лет назад в этом переулке Красовского — был наш дом. Сильно бомбили, вокзал, промзона, и он сгорел.
Я вышел в ночную прохладу с маленьким рюкзачком за спиной и пошел в сторону речки. Дом Шагала был в 500 метрах от нашего, и ему повезло. Он уцелел. В минуты тщеславия, я самодовольный болван, воображаю себя его родственником или им самим, приехавшим тайно домой.
«Мое искусство не рассуждает, оно расплавленный свинец, лазурь души, изливающийся на холст».
На хвост. Супрематизм это вам не постмодернизм. Красные гаражи. Квадратик белья. Пол дыни. Смотрите, какой малевич!
И если убрать наше ехидное время, и перестать защищаться, я стану совсем как он. Такой же, боюсь, сентиментальный.
Ах, Витебск Витебск, если пройти легким шагом, обогнув аккуратно уродливый новодел церквей и мраморных лестниц, зарыться лицом в ржавчину лопухов, шмыгнуть над землею в овраги западной Двины, поранив руку о колючую проволоку времени, ужаснуться и выдохнуть, вот я здесь, прекрасный и страшный город, со Славянским базаром, и стайкой студентов из Индонезии.
Не сворачивай с улицы, главной улицы, там, в оврагах еще слышны голоса замученных и убитых во время войны, там слышен кашель и плач, постукивание и щебет влюбленных, дым печных труб, и скрежет трамвая, которого нет.
Ильинская. Красовский переулок. Полоцкая. Сараи. Облака. Летают позолоченные куры, подштанники и лифчики. Пока.
Все эвакуировались или ушли в леса. Только она — тетя Двора — не согласилась уехать. Фашисты привязали ее к двум деревьям, по обе стороны улицы. И отпустили. Ее разорвало на части. Наверно, им было весело.
Луна. Старый зоопарк. Заржавленные качели. Сырые доски. Потрескавшиеся ступеньки. Охи и ахи. Я жил тут несколько лет назад, в прокуренной в усмерть квартире, и закрывая глаза, сквозь сон, слышал трубные звуки слонов и рев неизвестных хищников, качающихся на карусели.
...с тех пор, как ты стала бабочкой, стала бабочкой... плачу ли я, или красная пирамида с надписью «Евроопт», слепит глаза...
Скажи, скажи мне, дворник Рахман, сумею ли удержаться на земле, вцепившись в нее новыми модными кроксами.
Дождь идет целый день. Лето в ситцевом свете. Печень моей тоски кусает сырую полночь.
Рисовать я совсем не умею, но могу щелкнуть, что-нибудь акварельное, даром, что белые ночи остались на севере, а здесь всегда август.
Увидеть Витебск легко. Надо смотреть чуть-чуть вкривь, вбок и пониже позолоты. Не мешая мальчику в кепке, отталкиваясь от пирамиды, деревянного танка, освященного меда, кедой от Ильича. Дай руку мне, ветреное создание, и мы полетим над землей.
